ЕВРОПЕЙСКИЙ СУД ПО ПРАВАМ ЧЕЛОВЕКА
ПЕРВАЯ СЕКЦИЯ
ДЕЛО «ПРЕМИНИНЫ ПРОТИВ РОССИИ»
Жалоба № 44973/04
ПОСТАНОВЛЕНИЕ
СТРАСБУРГ
10 февраля 2011 г.
Данное решение станет окончательным при обстоятельствах, изложенных в пункте 2 Статьи 44 Конвенции. Оно может быть подвержено редакционной правке
В деле «Преминины против России»
Европейский Суд по правам человека (Первая секция), заседая Палатой в составе:
Христос Розакис, Председатель,
Нина Вайич,
Анатолий Ковлер,
Элизабет Штайнер,
Ханлар Хаджиев,
Дин Шпильман,
Сверре Эрик Йебенс, судьи,
а также Сорен Нильсен, Секретарь Секции Суда,
Заседая за закрытыми дверями 18 января 2011 г.,
Выносит следующее постановление, которое было принято в тот же день:
ПРОЦЕДУРА
1. Дело было инициировано на основании жалобы, поданной в Суд 7 ноября 2004 года гражданами России Н.А. Премининым и А.Н. Премининым (далее - «заявители») против Российской Федерации в соответствии со статьей 34 Конвенции о защите прав человека и основных свобод (далее - «Конвенция»).
2. Интересы Властей Российской Федерации (далее - «Власти») представляла В. Милинчук, бывший Уполномоченный Российской Федерации при Европейском Суде по правам человека.
3. 9 июля 2007 года Председатель Первой секции принял решение уведомить Власти Российской Федерации о поданной жалобе.
ФАКТЫ
I. ОБСТОЯТЕЛЬСТВА ДЕЛА
4. Первый и второй заявители, 1981 и 1953 года рождения соответственно, проживают в г. Сургут Тюменской области. Они приходятся друг другу сыном и отцом.
А. Уголовное дело в отношении первого заявителя
5. 19 января 2002 года против первого заявителя было возбуждено уголовное дело. Он подозревался во взломе системы сетевой безопасности американского банка Грин Пойнт Банк (далее по тексту «Банк») и краже клиентской базы Банка. По информации стороны обвинения, в ноябре 2001 года первый заявитель общался с Банком под вымышленным именем. Он требовал деньги в обмен на обещание не выкладывать базу данных Банка в сети Интернет. Банк согласился заплатить первому заявителю, и тот сообщил свое настоящее имя и адрес. В то же время он выложил в сети Интернет часть клиентской базы Банка. Банк перевел 10 000 долларов США первому заявителю.
6. В начале апреля 2002 года в отношении первого заявителя было выдвинуто обвинение в вымогательстве с отягчающими обстоятельствами. С него была взята подписка о невыезде.
1. Задержание первого заявителя
7. 23 апреля 2002 года заместитель Генерального прокурора Российской Федерации санкционировал заключение первого заявителя под стражу на основании того, что последний обвинялся в совершении серьезного уголовного преступления, мог помешать отправлению правосудия, совершить повторное нарушение или скрыться от правосудия.
8. Первый заявитель был задержан 7 мая 2002 года и помещен в следственный изолятор отделения милиции г. Сургут. На следующий день он подал жалобу в Сургутский городской суд, оспаривая причины заключения его под стражу. Его адвокат подал отдельную жалобу. 9 мая 2002 года первый заявитель был переведен в следственный изолятор в г. Тюмени.
9. 24 мая 2002 года Сургутский городской суд отказался рассмотреть жалобы заявителя и его адвоката, отметив, что не обладает территориальной юрисдикцией по данным вопросам. Городской суд рекомендовал первому заявителю и его адвокату обратиться с жалобами в суд г. Екатеринбурга.
2. Дальнейшие жалобы относительно незаконности содержания под стражей
(а) Ходатайство об освобождении от 11 июля 2002 года
10. 11 июля 2002 года адвокат первого заявителя Ч. подал жалобу в Сургутский городской суд о том, что задержание и содержание под стражей первого заявителя были незаконными.
11. 17 июля 2002 года Сургутский городской суд отклонил рассмотрение жалобы, указав те же причины, которые были названы в постановлении от 24 мая 2002 года. 20 августа 2002 года Ханты - Мансийский областной суд оставил решения городского суда в силе.
(б) Жалоба от 22 июля 2002 года
12. 22 июля 2002 года адвокат первого заявителя Ч. подал жалобу в Сургутский городской суд о том, что и последующее содержание под стражей первого заявителя были незаконными, и ходатайствовал об его освобождении.
13. Три дня спустя Сургутский городской суд отказал в рассмотрении жалобы, снова указывая на отсутствие территориальной юрисдикции. 20 августа 2002 года Ханты - Мансийский областной суд в кассационном порядке подтвердил законность решения городского суда.
3. Производство по применению принудительных мер медицинского характера к первому заявителю
14. 25 июля 2002 года Свердловская областная клиническая психиатрическая больница провела психиатрическую экспертизу первого заявителя и выдала экспертное заключение. В соответствующей части заключения было изложено следующее:
«... психиатрическая экспертиза заключила, что [первый заявитель] проявляет признаки краткого реактивного психоза.
Обследуемый сообщает, что болезнь появилась после совершения им преступления, во время пребывания в следственном изоляторе, где у него развилось сильное чувство страха и безнадежности, сопровождаемое психологически понятным чувством депрессии в результате дополнительного травматического опыта, систематического жестокого обращения, а также физического и психологического издевательства, причиненного ему сокамерниками. В медицинской карте отсутствует информация относительно психического здоровья [первого заявителя] во время его пребывания в следственном изоляторе с сотрясением мозга и переломом ребер.
[Первый заявитель] не может принимать участие в следственной и судебной деятельности.
[Первого заявителя] необходимо поместить в психиатрическую лечебницу для обязательного лечения... до восстановления после психоза...»
15. 28 сентября 2002 года заместитель прокурора г. Сургута отправил дело на разбирательство в Сургутский городской суд. Он отметил, что первый заявитель страдал психическим расстройством, был опасен для общества и склонен к причинению существенного вреда. Заместитель прокурора утверждал, что к первому заявителю необходимо применить обязательные меры медицинского характера.
16. 18 октября 2002 года Сургутский городской суд назначил первое слушание на 4 ноября 2002 года. Также было рассмотрено ходатайство второго заявителя, с требованием освободить его сына или, в качестве альтернативы, перевести его в психиатрическую больницу. Городской суд постановил, что первый заявитель должен остаться под стражей ввиду обвинения в серьезном уголовном преступлении. Однако он должен быть переведен в Тюменскую областную клиническую психиатрическую больницу по состоянию психического здоровья. 4 декабря 2002 г. первый заявитель был помещен в вышеуказанную больницу.
4. Пересмотр постановления о содержании под стражей от 24 мая 2002 года и судебный процесс
17. 22 ноября 2002 года Президиум Ханты - Мансийского областного суда, рассмотрев дело в надзорном порядке, посчитал, что 24 мая 2002 года Сургутским городским судом было неправильно применено законодательство, и сделан неправомерный вывод об отсутствии у него территориальной юрисдикции по вопросу содержания под стражей первого заявителя. Президиум отменил постановление от 24 мая 2002 года и вернул дело в городской суд на новое рассмотрение.
18. Тем временем, 3 декабря 2002 года Сургутский городской суд постановил, что первый заявитель совершил вымогательство при отягощающих обстоятельствах, но освободил его от уголовной ответственности, установив его психическую недееспособность. Городской суд распорядился о применении принудительных мер медицинского характера в отношении первого заявителя, а также о помещении его в психиатрическую лечебницу общего профиля. Жалоб по данному решению подано не было, и оно вступило в силу.
19. 10 декабря 2002 года Сургутский городской суд отказал в пересмотре жалоб, поступивших от первого заявителя и его адвоката, о том, что его задержание и содержание под стражей были незаконными. Городской суд постановил, что 3 декабря 2002 года он, изучив уголовное дело, обнаружил, что первый заявитель совершил вымогательство с отягощающими обстоятельствами, и распорядился о его помещении в психиатрическую больницу. Он не обладал компетенцией рассматривать вопрос самого содержания заявителя под стражей после принятия решения по существу в отношении данного уголовного дела.
5. Пересмотр постановления о содержании под стражей от 25 июля 2002 года
20. 24 октября 2003 года Президиум Ханты - Мансийского областного суда, рассмотрев дело в надзорном порядке и дав те же комментарии, которые были даны 22 ноября 2002 года, отменил постановления от 25 июля и 20 августа 2002 года, которыми было отказано в ходатайстве адвоката от 22 июля 2002 года об освобождении первого заявителя. Президиум назначил рассмотрение вопроса о содержании заявителя под стражей по существу.
21. 5 февраля 2004 года Сургутский городской суд, пересмотрев жалобу адвоката относительно законности содержания под стражей первого заявителя, оставил ее без удовлетворения, постановив, что уголовное дело уже было закрыто, первый заявитель находился в заключении согласно окончательному постановлению, и городской суд больше не может рассматривать данный вопрос.
22. 30 марта 2004 года Ханты - Мансийский районный суд отменил постановление от 5 февраля 2004 года и назначил новое рассмотрение вопроса о содержании заявителя под стражей.
Соответствующая часть кассационного определения гласила следующее:
«На основании статьи 123 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации участники уголовного судопроизводства, а также иные лица, интересы которых затрагиваются процедурными действиями и решениями, могут подать обжаловать такие действия или решения органов до судебного следствия, следователя, дознавателя, прокурора или суда в порядке, установленном настоящим Кодексом.
Статья 125 Уголовно-процессуального кодекса России устанавливает судебный порядок для рассмотрения таких жалоб.
Рассмотрение представленных материалов показывает, что [городской] суд фактически не рассмотрел основания [жалоб первого заявителя] и не проверил законность действий и решений указанных лиц.
Протокол судебного заседания не показывает, какие материалы были рассмотрены судом.
Заключение [городского] суда о прекращении существования предмета жалобы не имело законодательного основания; тот факт, что суд вынес приговор по уголовному делу, не служит основанием для отказа в рассмотрении законности процессуальных действий, предпринятых в ходе данного уголовного дела и влияющих на интересы [первого заявителя], [и не может служить основанием] для отказа в рассмотрении жалоб [первого заявителя].
Более того, данная жалоба была подана в суд задолго до рассмотрения уголовного дела судом.»
23. 19 мая 2004 года Сургутский городской суд постановил, что задержание и содержание под стражей первого заявителя были законными. Адвокат первого заявителя присутствовал на заседании. Тем не менее, второй заявитель, несмотря на то, что он был вызван в суд надлежащим образом, не явился и не сообщил городскому суду причины своего отсутствия.
24. 21 июля 2004 года Ханты - Мансийский областной суд в кассационном порядке оставил постановление без изменения.
6. Разбирательство в отношении выписки первого заявителя из больницы
25. 17 июня 2003 года в Лебедёвской психиатрической больнице был проведен осмотр первого заявителя, и ему была рекомендована выписка из больницы, поскольку он больше не представлял опасность для себя и для общества. 30 июня 2003 года начальник Лебедёвской психиатрической больницы обратился в Сургутский городской суд с требованием о выписке первого заявителя.
26. 4 июля 2003 года Сургутский городской суд направил запрос в Завудковский районный суд, постановив, что данный суд имеет территориальную юрисдикцию над данным вопросом.
27. 8 октября 2003 года Завудковский районный суд вернул материалы дела в Сургутский городской суд, отметив, что данный вопрос должен рассматриваться в г. Сургуте.
28. 12 марта 2004 года Президиум Ханты-Мансийского областного суда, рассмотрев дело в надзорном порядке, отменил постановление от 4 июля 2003 года и назначил Сургутскому городскому суду рассмотреть ходатайство о выписке первого заявителя.
29. 13 июля 2004 года Тюменская областная клиническая психиатрическая больница провела психиатрическое обследование первого заявителя и посчитала, что заключения, вынесенные
Лебедёвской психиатрической больницей 17 июня 2003 года, были неверными, и первый заявитель должен оставаться в психиатрической больнице для дальнейшего обязательного лечения.
30. 2 сентября 2004 года Сургутский городской суд отказал в запросе о выписке первого заявителя на основании того, что экспертный отчет от 17 июня 2003 года не позволял сделать окончательный вывод, и 13 июля 2004 года было установлено, что первый заявитель страдал шизофренией и нуждался в дальнейшем обязательном психиатрическом лечении. Жалоб по данному решению не подавалось, и оно вступило в силу.
31. 2 февраля 2005 года, после проведения нового психиатрического обследования первого заявителя и получения запроса от Тюменской областной клинической психиатрической больницы,
Сургутский городской суд разрешил выписать его из больницы.
B. Жестокое обращение с первым заявителем в следственном изоляторе
1. События 10 июня 2002 года
32. В конце мая 2002 года первый заявитель был переведен в следственный изолятор № 1 в г. Екатеринбурге и помещен в камеру № 131. Камера была рассчитана на четверых заключенных. Согласно показаниям первого заявителя, он систематически подвергался унижениям и жестокому обращению как со стороны сотрудников изолятора, так и со стороны заключенных. 10 июня 2002 года его сокамерники, действуя по поручению администрации следственного изолятора, жестоко избили его деревянными палками, которые они получили от сотрудников изолятора.
33. Власти оспаривали версию первого заявителя, утверждая, что в ночь 9 июня 2002 года первый заявитель начал ссору с одним из сокамерников, обзывая его. Возникла драка, и первый заявитель получил травмы. Власти Российской Федерации настаивали, что утверждения первого заявителя о подстрекательстве к ссоре со стороны администрации не подтверждены никакими доказательствами.
34. Власти представили медицинскую справку № 226, составленную в следственном изоляторе 10 июня 2002 года после осмотра первого заявителя врачом изолятора. Из справки следует, что врач поставил первому заявителю диагноз «сотрясение мозга и многочисленные ссадины на руках, ногах, спине, плечах, лице и ушах» и прописал ему постельный режим. Врач также отметил, что первый заявитель получил данные травмы в течение недели во время пребывания в камере 131. Первый заявитель был переведен в медицинскую часть следственного изолятора днем 10 июня 2002 года.
35. Согласно копии регистрационного журнала учреждения, предоставленного Властями, утром 10 июня 2002 года дежурным служащим в журнале была сделана запись о происшествии с участием первого заявителя и перечислены полученные им травмы.
36. 11 июня 2002 года исполняющий обязанности начальника следственного изолятора № 1, изучив информацию о возможном преступлении, совершенном против первого заявителя, отказал в возбуждении уголовного дела. Им было установлено, что 10 июня 2002 года первый заявитель поссорился с одним из сокамерников, К. Последний ударил первого заявителя ногой в живот, в результате чего первый заявитель упал, ударившись головой и спиной о стену. Первый заявитель поднялся на ноги и попытался ударить в ответ, но был остановлен двумя другими сокамерниками, которые остановили драку. Начальник учреждения также отметил, что во время опроса об инциденте первый заявитель подтвердил, что он словесно оскорблял К., и просил не возбуждать против К. уголовного дела. Двое остальных сокамерников дали аналогичные описания инцидента. Копия решения начальника учреждения от 11 июня 2002 года была представлена первому заявителю и отправлена в Свердловскую областную прокуратуру для подтверждения того, что в данном случае национальное законодательство было надлежащим образом соблюдено.
37. В апреле 2004 года второй заявитель был назначен законным опекуном первого заявителя. 21 апреля 2004 года он обратился в Свердловскую областную прокуратуру с жалобой на постановление от 11 июня 2002 года.
38. 16 августа 2004 г. Свердловский областной прокурор отменил постановление от 11 июня 2002 г., признав его преждевременным, и дал распоряжение о проведении дополнительной проверки по жалобам первого заявителя. Прокурор также отметил, что первый заявитель страдал серьезным психическим заболеванием, которое повлияло на его дееспособность, и что при данных обстоятельствах его предполагаемая просьба не возбуждать уголовное дело против сокамерника К. не должна была иметь каких-либо юридических последствий.
39. 18 августа 2004 года администрация следственного изолятора отказала в возбуждении уголовного дела по жалобе первого заявителя о жестоком обращении в связи с истечением законодательно предусмотренного срока исковой давности. Данное постановление было отменено 14 декабря 2004 года, была назначена дополнительная проверка.
40. 24 декабря 2004 года помощник Свердловского областного прокурора отказал в возбуждении уголовного дела против К. в связи с тем, что законодательно предусмотренный срок исковой давности истек 10 июня 2004 года, и К. не мог нести уголовную ответственность. В своем постановлении помощник также перечислил заявления сотрудников изолятора, которые настаивали на том, что у первого заявителя возникла ссора с К., который избил первого заявителя. Драка была остановлена двумя остальными сокамерниками. Сотрудники изолятора не просили сокамерников угрожать первому заявителю или избивать его. В то же время К. отказался от своих предыдущих заявлений и утверждал, что он не избивал первого заявителя. Двое других заключенных не были опрошены, поскольку их местонахождение было неизвестно. Копия постановления от 24 декабря 2004 года была предоставлена второму заявителю.
41. Власти Российской Федерации утверждали, что 29 августа 2007 года постановление от 24 декабря 2004 было отменено вышестоящим прокурором, и в данное время проводится расследование.
2. События 14 июня 2002 года
42. Первый заявитель жалуется, что он систематически подвергался избиениям со стороны сотрудников изолятора. Он заявил, что 14 июня 2002 года сотрудники изолятора сломали ему три ребра.
43. Власти утверждали, что в ночь на 14 июня 2002 года первый заявитель упал по дороге в туалет, сломав два ребра.
44. Как свидетельствует предоставленная Властями копия медицинской карты, составленной в изоляторе № 1, 14 июня 2002 года первый заявитель был осмотрен неврологом и начальником медицинской части следственного изолятора. Они зафиксировали травму, полученную первым заявителем в области груди, и назначили рентгеновское исследование грудной клетки.
Рентгеновское исследование было проведено 18 июня 2002 года и выявило у первого заявителя перелом двух ребер с правой стороны. Спустя четыре дня первый заявитель был снова осмотрен врачами данного учреждения, которые отметили, что он пребывал в состоянии возбуждения. Врачами была сделана запись о том, что первый заявитель отказывался оставаться в камере, проявлял дезориентацию и инертность и не давал правильные ответы на вопросы. После проведения медицинского осмотра 24 июня 2002 года врачами было отмечено, что у первого заявителя возникали трудности при формулировке предложений и концентрации, что его реакции были замедлены, и что его взгляд был постоянно направлен прямо перед собой. Был рекомендован психиатрический осмотр первого заявителя.
45. Начальник учреждения прекратил проверку причин травмирования первого заявителя, установив, что он сломал ребра, упав в камере 14 июня 2002 года. Постановление было основано на показаниях трех сокамерников первого заявителя, которые настаивали на том, что не применяли физической силы по отношению к заявителю. Начальник изолятора также отметил невозможность опросить первого заявителя, поскольку его поведение было странным, и он не отвечал на поставленные вопросы ввиду плохого состояния психического здоровья. Копия постановления начальника учреждения была предоставлена первому заявителю и направлена Свердловскому областному прокурору для подтверждения.
46. 21 апреля 2004 года заместитель Свердловского областного прокурора отменил постановление от 21 июня 2002 г. и поручил провести дополнительную проверку, установив необходимость проведения судебно-медицинской экспертизы в отношении первого заявителя и опроса его сокамерников и сотрудников изолятора. Заместитель прокурора утверждал, что его постановление было ответом на сообщение, полученное 21 июня 2002 года от начальника следственного изолятора № 1 о возможном совершении уголовного преступления.
47. 30 апреля 2004 года старший инспектор установил необоснованность жалобы, заключив, что 14 июня 2002 года первый заявитель сам поскользнулся на полу и получил травмы. Постановление было основано на показаниях, полученных во время проведения внутренней проверки, проведенной администрацией следственного изолятора в июне 2002 года. Кроме того, старший инспектор полагался на отчет, представленный судебно-медицинскими экспертами, которые изучили медицинские документы первого заявителя в апреле 2004 года и сделали вывод о недостаточности доказательств, подтверждающих, что у первого заявителя были сломаны ребра.
48. 14 декабря 2004 года постановление от 30 апреля 2004 года было отменено, было назначена дополнительная проверка.
49. 24 декабря 2004 года помощник Свердловского областного прокурора отказал в возбуждении уголовного производства против сотрудников изолятора, не установив достаточных доказательств, для возбуждения дела о жестоком обращении. Постановление помощника прокурора было основано на утверждениях сокамерников первого заявителя, сотрудника изолятора и фельдшера, который осматривал первого заявителя 22 июня 2*002 года. Сокамерники первого заявителя утверждали, что он упал. У него не было видимых повреждений, но он жаловался на боль. Сотрудник изолятора, отмечая тот факт, что конфликты между заключенными происходят часто и невозможно вспомнить каждый из них, настаивал, что в отношении первого заявителя ни в коем случае не применялось физической силы. Фельдшер заявил, что перед помещением заявителя в медицинскую часть следственного изолятора 22 июня 2002 года первый заявитель вел себя агрессивно по отношению к другим заключенным и спровоцировал, в свою очередь, их агрессию в свой адрес. Помощник не смог найти и допросить других сокамерников первого заявителя.
50. Из замечаний Властей Российской Федерации следует, что постановление от 24 декабря 2004 года было отменено 29 августа 2007 года. В настоящее время проводится новая проверка.
II. ПРИМЕНИМОЕ ВНУТРИГОСУДАРСТВЕННОЕ ПРАВО
A. Расследование уголовных преступлений
51. Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации (вступивший в силу с 1 июля 2002 года, «УПК») предусматривает, что уголовное расследование может быть возбуждено следователем или прокурором по жалобе физического лица или по собственной инициативе следственных органов при наличии оснований полагать, что было совершено преступление (статьи 146 и 147). Ответственность за общий надзор за расследованием несет прокурор (статья 37). Он может отдавать распоряжения о проведении специальных следственных мероприятий, передавать дело от одного следователя другому или давать распоряжение о проведении дополнительной проверки. При отсутствии оснований для возбуждения уголовного расследования прокурор или следователь выносит мотивированное постановление об отказе в возбуждении уголовного дела, которое доносится до сведения заинтересованной стороны. Постановление может быть обжаловано перед вышестоящим прокурором или в суде общей юрисдикции в порядке, установленном статьей 125 УПК (статья 148). Статья 125 УПК устанавливает право на судебный пересмотр постановлений следователя и прокурора, которые могут нарушить конституционные права участников производства по делу или воспрепятствовать доступу к суду.
B. Ответные действия властей на предполагаемые случаи жестокого обращения в местах содержания под стражей
52. Российское законодательство подробно регламентирует порядок содержания лиц в следственных изоляторах. Данные инструкции изложены в Приказе Министерства юстиции № 189 «Об утверждении правил внутреннего распорядка следственных изоляторов» («Приказ»), вступившем в действие 14 октября 2005 года. В частности, раздел II Приказа предусматривает, что проверка проводится в случае выявления у задержанного телесных повреждений. Материалы дела, составленные в рамках проверки обстоятельств возможного преступления, направляются в прокуратуру для принятия решения о возбуждении или отказе в возбуждении уголовного дела в соответствии с требованиями Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации (пункт 16 раздела II).
C. Прокурорский надзор в местах принудительного содержания
53. Глава III Закона «О прокуратуре» (Федеральный закон № 2202-1 от 17 января 1992 года) определяет юрисдикцию и полномочия органов прокуратуры в сфере прокурорского надзора. В частности, при получении информации о возможном нарушении российского законодательства органы прокуратуры должны выполнять надзорную функцию. Прокуроры уполномочены следить за исполнением Конституции и законов Российской Федерации различными федеральными и местными органами и должностными лицами, включая администрациями мест принудительного содержания (статья 21). Они также должны убедиться в соблюдении прав и свобод граждан, которые находятся в местах принудительного содержания. При выполнении своих задач прокуроры должны реагировать на информацию о возможном нарушении прав и свобод человека и принимать меры для предотвращения или недопущения таких нарушений, привлекая виновных к ответственности, что может включать возбуждение административного или уголовного производства по делу и возмещение причиненного вреда (статьи 26, 27 и 32). При осуществлении надзора за работой администрации учреждения принудительного содержания прокуроры вправе требовать от администрации создания условий, обеспечивающих права и свободы задержанных, проверять соответствие национальному законодательству решений администрации и при необходимости получать дополнительные объяснения от должностных лиц учреждений принудительного содержания (статья 33).
III. СООТВЕТСТВУЮЩИЕ МЕЖДУНАРОДНЫЕ доклады и ДОКУМЕНТЫ
54. Сложность и важность вопроса, связанного с предотвращением насилия в местах принудительного содержания, особенность процессов, используемых администрацией учреждений в связи с насилием в местах лишения свободы, и необходимость повышенного внимания обсуждалась Европейским комитетом по предотвращению пыток в Общих докладах. Далее представлены извлечения из указанных докладов:
А. Второй Общий доклад Европейского комитета по предотвращению пыток [СРТЯп.1(92) 3]
«54. Эффективный порядок рассмотрения жалоб и проведение проверок являются основными гарантиями против жестокого обращения в местах лишения свободы. Заключенные должны располагать возможностью подавать жалобы, как в рамках системы пенитенциарных учреждений, так и вне ее, включая возможность конфиденциального доступа к соответствующим властям. Комитет придает особую важность регулярным посещениям каждого пенитенциарного учреждения независимым органом (например, Советом посетителей или судьей, назначенным для надзора за деятельностью данного учреждения), располагающим полномочиями рассматривать жалобы лиц, содержащихся под стражей, (и, если необходимо, принимать соответствующие меры) и инспектировать помещения учреждения. Такие органы могут, среди прочего, играть важную роль в устранении разногласий, которые возникают между администрацией мест лишения свободы и данным заключенным или заключенными вообще.
55. Также, в интересах как лиц, содержащихся под стражей, так и тюремного персонала необходимо официально устанавливать и осуществлять на практике четкую систему дисциплинарных мер; любая неопределенность в этой области сопряжена с риском возникновения неофициальных (и неконтролируемых) систем. Порядок применения дисциплинарных мер должен обеспечивать заключенным право быть выслушанными по вопросу о нарушениях, которые они якобы совершили, и право обращения к более высоким инстанциям с возражениями против любых наложенных санкций. Наряду с официальным порядком наложения дисциплинарных взысканий часто существуют другие правила, согласно которым лицо, лишенное свободы, может быть против своего желания отделено от других лиц, содержащихся в учреждении, по соображениям, связанным с дисциплиной безопасностью (например, в интересах поддержания «надлежащего порядка» в учреждении). Эти правила должны также сопровождаться действенными гарантиями соблюдения прав. Лицо, находящееся в заключении, должно быть проинформировано о причинах такой меры, принятой против него, и, если требования безопасности не диктуют иного, ему должна быть предоставлена возможность высказать свою точку зрения по данному вопросу и оспорить данную меру перед соответствующими властями.»
B. Третий Общий доклад [CPT/Inf (93) 12]
i) психиатрическая помощь
41. По сравнению с населением в целом, среди заключенных существует высокий уровень распространения психиатрических симптомов. Следовательно, медицинское облуживание каждого исправительного учреждения должно включать врача, специализирующегося в области психиатрии, а также нескольких медсестер, имеющих подготовку в данной сфере.
Обеспечение медицинским и сестринским персоналом, а также планировка мест заключения должны позволять выполнение регулярных фармакологических, психотерапевтических и профессиональных терапевтических программ.
42. ЕКПП хотел бы подчеркнуть роль, которую должно играть руководство исправительного учреждения при раннем выявлении заключенных, страдающих психическими расстройствами (т.е. депрессией, реактивными состояниями и т.д.), с тем чтобы внести соответствующие корректировки, которые должны быть внесены в данной среде. Такой деятельности может способствовать соответствующая медицинская подготовка некоторых членов персонала исправительного учреждения».
C. Одиннадцатый Общий доклад [CPT/Inf (11) 2001]
«Отношения персонал - заключенные
26. Краеугольным камнем гуманной пенитенциарной системы всегда является должным образом набранный и обученный персонал, который знает, как правильно выстраивать отношения с заключенными, и рассматривает свою работу как профессию, а не просто как место службы. Построение хороших отношений с заключенными должно признаваться главной чертой этой профессии.
К сожалению, ЕКПП часто устанавливает, что отношения между персоналом и заключенными носят формальный и отдаленный характер, персонал выбирает жестко регламентированное отношение к заключенным, рассматривая словесное общение с ними как второстепенный аспект работы. Следующие примеры из практики, засвидетельствованные ЕКПП, характерны для такого подхода: заключенных заставляют стоять лицом к стене в ожидании, когда персонал займется ими, или чтобы дать пройти посетителям; заключенным приказывают наклонять головы и держать руки сложенными за спиной, продвигаясь по учреждению; пенитенциарный персонал носит дубинки в демонстративной и даже провокационной манере. Такая практика не является необходимой по соображениям безопасности и не способствует развитию хороших отношений между персоналом и заключенными.
Настоящий профессионализм пенитенциарных сотрудников требует, чтобы они могли обращаться с заключенными гуманно и подобающим образом, одновременно уделяя внимание вопросам безопасности и порядка. В этом отношении руководство учреждений должно настраивать персонал на проявление разумного чувства доверия и ожидание того, что заключенные готовы вести себя должным образом. Развитие конструктивных и позитивных отношений между персоналом и заключенными не только снизит риск насилия, но также будет способствовать усилению контроля и безопасности. В свою очередь, персонал почувствует определенное удовлетворение от работы.
Выстраивание положительных отношений между персоналом и заключенными также будет зависеть в большой степени от присутствия в любой конкретный момент времени соответствующего числа сотрудников в зонах заключения и помещениях, используемых заключенными для разного рода деятельности. Делегации ЕКПП часто обнаруживают, что на самом деле дела обстоят иначе.
Общая нехватка кадров и/или особый график работы персонала, который способствует уменьшению возможностей прямого контакта с заключенными, определенно мешают развитию хороших отношений; и в целом, это порождает ненадежную среду, как для персонала, так и для заключенных.
Необходимо отметить, что там, где количество сотрудников недостаточно, для поддержания базового уровня безопасности и обеспечения режима работы учреждения может оказаться необходимым значительное количество сверхурочной работы. Такое положение дел может легко привести к высокому уровню стресса среди сотрудников и преждевременному истощению их сил; подобная ситуация, способна только усилить напряжение, присущее любой пенитенциарной среде.
Насилие среди заключенных
27. Обязанность проявлять заботу по отношению к своим подопечным со стороны пенитенциарного персонала включает в себя ответственность по их защите от сокамерников, которые хотят причинить им вред. Действительно, случаи насилия среди заключенных - частое явление во всех пенитенциарных системах; сюда входит широкий спектр явлений, начиная с домогательства в более или менее мягких формах и заканчивая явным запугиванием и серьезными физическими нападениями.
Решение проблемы насилия среди заключенных требует того, чтобы персонал был в состоянии, в том числе и с точки зрения его численности, применить свою власть и выполнить контролирующие функции надлежащим образом. Персонал должен чутко реагировать на признаки неприятностей, быть полным решимости и должным образом подготовленным для необходимого вмешательства. Наличие положительных отношений между персоналом и заключенными, основанных на понятиях безопасности и заботы, является решающим фактором в этой части; оно в большой степени будет зависеть от обладания персоналом соответствующих навыков межличностного общения. Кроме того, руководство должно быть готово полностью поддержать персонал при осуществлении им своих полномочий. Могут потребоваться особые меры безопасности, адаптированные к конкретным особенностям сложившейся ситуации (включая эффективные меры обыска). Однако такие меры никогда не должны выходить за рамки дополнений к вышеупомянутым требованиям. В дополнение, внутри пенитенциарной системы необходимо решать вопросы соответствующей классификации и распределения заключенных.»
ПРАВО
I. ПРЕДПОЛАГАЕМОЕ НАРУШЕНИЕ СТАТЬИ 3 КОНВЕНЦИИ КАСАТЕЛЬНО ИЗБИЕНИЯ ЗАЯВИТЕЛЯ СОКАМЕРНИКАМИ
55. Заявители жаловались, что первый заявитель повергался систематическому унижению и избиению со стороны сокамерников. Наиболее серьезный инцидент произошел 10 июня 2002 года, и по данным событиям не было проведено соответствующего расследования. Суд рассмотрит данную жалобу с точки зрения обязательств Государства, вытекающих из статьи 3, которая гласит:
«Никто не должен подвергаться пыткам или бесчеловечным или унижающим его достоинство обращению или наказанию».
А. Замечания сторон
56. Прежде всего, Власти Российской Федерации утверждали, что второй заявитель не может считаться жертвой от предполагаемых нарушений, поскольку он не был задействован лично в данной ситуации. Они настаивали, что его жалобы, таким образом, следует отклонить как несоответствующие ratione personae в значении пункта 3 статьи 35 Конвенции. Кроме того, Власти утверждали, что жалобы первого заявителя являлись неприемлемыми. По мнению Властей, факт того, что первый заявитель до признания его недееспособным не обратился в органы прокуратуры или в суд с жалобой об избиении, а также нежелание второго заявителя обжаловать постановление от 10 июня 2002 года в течение двух лет должны интерпретироваться Судом как неисчерпание внутренних средств правовой защиты, что противоречит требованиям пункта 1 статьи 35 Конвенции.
57. При рассмотрении существа жалобы заявителя Власти подчеркивали, что травмы первому заявителю были нанесены частным лицом, за которое государство не несет никакой ответственности. Они настаивали на отсутствии доказательств, что драка между первым заявителем и его сокамерником была инициирована или каким-либо образом спровоцирована администрацией следственного изолятора. В то же время администрация учреждения предприняла все возможные меры для обеспечения безопасности заключенных. В частности, освещение в учреждении не выключалось на ночь, и охранники время от времени проверяли, поддерживается ли в камерах порядок. Тем не менее, они утверждали, что конфликты между заключенными возникают достаточно часто и не могут быть полностью предотвращены какой-либо системой контроля или безопасности, вне зависимости от их эффективности. В заключение Власти утверждали, что администрация следственного изолятора провела проверку событий, имевших место 10 июня 2002 года, опросив сотрудников изолятора и сокамерников первого заявителя, а также изучив медицинские документы. Отсутствовали доказательства того, что решение администрации учреждения об отсутствии необходимости в возбуждении уголовного дела было явно необоснованным или противозаконным.
58. Заявители были не согласны с изложением Властями обстоятельств, при которых первый заявитель получил травмы. В частности, полагаясь на медицинскую справку № 226, оформленную 10 июня 2002 года, они утверждали, что медицинский персонал, проводивший обследование первого заявителя утром 10 июня 2002 года, посчитал его версию о систематическом избиении сокамерниками правдоподобной и внес это в медицинскую документацию первого заявителя. Кроме того, судебно-медицинские эксперты, оценивая состояние психического здоровья первого заявителя в июле 2002 года, также признали, что систематическое жестокое обращение с первым заявителем в следственном изоляторе являлось первопричиной ухудшения его психического состояния. Заявители утверждали, что слабое психическое здоровье первого заявителя должно быть принято во внимание при оценке вопроса об исчерпании внутренних средств правовой защиты. Кроме того, они отмечали, что как только второй заявитель узнал о жестоком обращении с первым заявителем в 2004 году, он сразу же пожаловался национальным властям.
B. Оценка Суда
1. Приемлемость
59. Европейский суд отмечает, что Власти выдвинули две основные причины в отношении неприемлемости жалобы заявителей. В частности, они утверждали, что второй заявитель не имеет права на ведение производства в Суде, поскольку он не был лично задействован в событиях, в отношении которых проводится разбирательство. Кроме того, они утверждали, что заявители не исчерпали внутренние средства правовой защиты, поскольку первый заявитель не поднимал вопрос о жестоком обращении перед национальными властями, а второй заявитель не подавал кассацию на постановление от 10 июня 2002 года в течение более чем двух лет.
(а) Статус потерпевшего
60. По вопросу о том, могут ли оба заявителя быть признаны "жертвами" в значении статьи 34 Конвенции, Европейский суд напоминает, что необходимо наличие достаточно прямой связи между заявителем и вредом, который, как он утверждает, был ему причинён вследствие предполагаемого нарушения, для того, чтобы этот заявитель мог утверждать,, что он является потерпевшим вследствие нарушения одного или нескольких прав и свобод, установленных в Конвенции и Протоколах к ней (см. дело «Смит и другие против Нидерландов» (Smits and Others v. the Netherlands) (dec), X«№ 39032/97, 39343/98, и т.д., 3 мая 2001 года).
61. Европейский Суд отмечает, что второй заявитель не имел прямого отношения к фактам, описанным в жалобе. Он не присутствовал и не был задействован в событиях, имевших место в июне 2002 года, а также не являлся непосредственной стороной расследования рассматриваемых событий, проводимого национальными властями. Кроме того, он никогда не утверждал, что ему был причинен какой-либо вред в результате наступления ситуации, в которую попал его сын. Европейский Суд отмечает, что направленные ему жалобы содержат утверждения о том, что первый заявитель подвергался жестокому обращению в учреждении принудительного содержания, и об отсутствии эффективного расследования по делу в нарушение гарантий, предусмотренных статьей 3. При данных обстоятельствах Суд не считает, что второй заявитель может претендовать на статус жертвы в результате нарушений данного положения Конвенции в значении статьи 34 Конвенции (см. решение по делу «О'Рейли и другие против Ирландии» (О 'Reihy and Others v. Ireland (dec.)) № 54725/00, 4 сентября 2003 года). Из этого следует, что его жалобы согласно статье 3 Конвенции в отношении событий, имевших место в июне 2002 года, таким образом, не соответствуют ratione personae положениям Конвенции и должны быть отклонены согласно пункту 4 статьи 35 Конвенции.
(b) Исчерпание внутренних средств правовой защиты
(i) Основные принципы
62. Суд повторяет, что правило исчерпания внутренних средств защиты, предусмотренное статьей 35 Конвенции, обязывает лиц, которые стремятся начать производство против государства в
Европейском Суде, вначале использовать средства правовой защиты, предусмотренные национальной правовой системой. Соответственно, государства освобождаются от ответственности перед международным органом за свои действия, пока они не получат возможность рассмотреть соответствующие дела в рамках собственной правовой системы. Это положение основывается на презумпции, закрепленной в статье 13 Конвенции (с которой оно тесно связано) о том, что всегда существует эффективное средство национальной правовой защиты в отношении предполагаемого нарушения независимо от того, являются ли положения Конвенции составной частью национального права или нет. Таким образом, важный аспект этого принципа состоит в том, что система правовой защиты, действующая в рамках Конвенции, является субсидиарной по отношению к национальным системам защиты прав человека» (см. дело «Хэндисайд против
Соединенного Королевства» (Handyside v. the United Kingdom), 7 декабря 1976, § 48, Series A № 24).
63. Согласно статье 35 Конвенции, заявитель, как правило, должен прибегнуть к средствам правовой защиты, которые являются доступными и достаточными для получения компенсации за заявленное нарушение. Существование средств правовой защиты, о которых идет речь, должно быть достаточно определенным не только теоретически, но и практически, в противном случае, они потеряют необходимую доступность и эффективность (см., inter alia, дело «Вернилло против Франции» (Vernillo v. France), 20 февраля 1991 г., § 27, Series А № 198, и дело «Джонсон и другие против Ирландии» (Johnston and Others v. Ireland) 18 декабря 1986 г., § 22, Series A № 112). Статья 35 Конвенции также требует, чтобы жалобы, подаваемые в Европейский Суд, были поданы в соответствующие органы власти и соответствовали формальным требованиям и временным рамкам, установленным национальным законодательством, а также были использованы все процессуальные меры, которые могут предотвратить нарушение Конвенции, (см. дело «Кардо против Франции» (Cardotv. France), 19 марта 1991 г., § 34, Series А № 200).
64. Более того, в вопросе исчерпания внутренних средств правовой защиты существует распределение бремени доказывания. Власти государства-ответчика, которые утверждают, что заявителем не были исчерпаны все внутригосударственные средства правовой защиты, должны доказать Суду, что эти средства были эффективны и доступны как теоретически, так и практически в то время, когда происходили события, то есть они позволяли предоставить заявителю компенсацию в отношении его жалоб и имели разумные шансы привести к успешному урегулированию вопроса. Тем не менее, как только данное бремя доказывания было соблюдено, именно, заявитель должен доказать, что средство правовой защиты, предоставляемое Властями, было фактически исчерпано или по какой-то причине было неадекватным и неэффективным в определенных обстоятельствах дела или, что существовавшие особые обстоятельства освобождали его от этого требования.
65. Европейский Суд подчеркивает, что при применении правила об исчерпании внутригосударственных средств правовой защиты должен надлежащим образом учитываться тот факт, что оно применяется в контексте системы защиты прав человека, которую согласились установить Договаривающиеся государства. Соответственно, было признано, что правило исчерпания внутренних средств правовой защиты должно применяться с некоторой степенью гибкости и без чрезмерных формальностей (см. дело «Кардо», процитированное выше, § 34). Европейский Суд также признал, что правило об исчерпании внутригосударственных средств правовой защиты не является абсолютным и не может применяться автоматически. Чтобы определить, было ли это правило соблюдено, чрезвычайно важно принимать во внимание обстоятельства конкретного дела (см. дело «Ван Остервейк против Бельгии» (Van Oosterwijck v. Belgium), 6 ноября 1980 г., § 35, Series А № 40). Это, в частности, означает, что Европейский Суд должен действительно принимать во внимание не только наличие формальных средств правовой защиты в правовой системе соответствующего Договаривающегося государства, но также и общий правовой и политический контекст, в котором они применяются, а также личные обстоятельства заявителей (см. дело «Акдивар и другие против Турции» (Akdivarand Others v. Turkey), 16 сентября 1996, §§ 65-68, Сборник решений 1996-IV).
(ii) Применение общих принципов к данному делу
66. Европейский Суд отмечает, что возражения Властей содержат две части. Они утверждали, что первый заявитель не жаловался на жестокое обращение даже в то время, когда он был еще юридически правомочен это сделать. Кроме того, они утверждали, что второй заявитель, являясь законным представителем первого заявителя, ждал два года, прежде чем поднять в прокуратуре вопрос о жестоком обращении.
67. Возвращаясь к обстоятельствам настоящего дела, Суд отмечает, что 11 июня и.о. начальника следственного изолятора вынес постановление об отказе в возбуждении уголовного дела в связи с избиением первого заявителя. Копия постановления и.о. начальника следственного изолятора была предоставлена первому заявителю и направлена в Свердловскую областную прокуратуру для осуществления надзора (см. пункт 36 выше). Только после 16 августа 2004 года, т.е. более чем через два года после рассматриваемых событий, областной прокурор отменил постановление от 11 июня 2002 года и назначил дополнительную проверку данных событий (см. пункт 38 выше). Суд принимает доводы Властей об отсутствии доказательств того, что первый заявитель когда-либо подавал жалобу о жестоком обращении в национальные суды. Тем не менее, он находит данную ситуацию удивительной, учитывая то, как развивались события впоследствии. В частности, Суд отмечает, что всего лишь через несколько дней с момента вынесения постановления от 11 июня 2002 года медицинский персонал учреждения принудительного содержания сделал запись о странном поведении первого заявителя, отмечая его возбужденное состояние, дезориентацию и вялость, а также неспособность сконцентрироваться, отвечать на вопросы и формулировать предложения (см. пункт 44 выше). Похожие пояснения даны относительно способности заявителя выражать свое мнение были сделаны начальником учреждения принудительного содержания, когда он попытался задать вопросы первому заявителю о событиях, имевших место 14 июня 2002 года (см. пункт 45). После проведения психиатрической экспертизы в отношении первого заявителя 25 июля 2002 года, в ходе которой было диагностировано серьезное психическое расстройство, первый заявитель был признан недееспособным. Суд придает особое значение тому факту, что психиатры посчитали, что психическое состояние первого заявителя не позволяет ему принять участие в следственной или судебной деятельности (см. пункт 14 выше). При таких обстоятельствах Суд убежден в существовании четкого и убедительного доказательства того, что состояние психического здоровья первого заявителя препятствовало его способности настаивать на процедуре подачи жалоб и помешало ему обратиться в компетентные национальные органы с жалобой о жестоком обращении (см., для сравнения, решение комиссии по делу «Петере против Германии» (Peters v. Germany) № 25435/94 от 20 февраля 1995 г.). Установив, что от первого заявителя объективно нельзя было ожидать исчерпания внутригосударственных каналов возмещения, Суд отклоняет данную часть возражений Властей Российской Федерации.
68. Кроме того, Суд отмечает доводы Властей о том, что даже если состояние психического здоровья первого заявителя помешало ему обратиться в национальные органы, то второй заявитель, являясь законным опекуном первого заявителя, должен был вмешаться и оперативно оспорить постановление от 11 июня 2002 года, таким образом, уведомив национальные власти о возможном нарушении прав своего сына. В этой связи Суд отмечает, что из заявлений сторон видно, что второй заявитель обратился в прокуратуру с жалобой о жестоком обращении, как только ему был предоставлен законный статус представителя первого заявителя, и когда он получил доступ к материалам дела и имел основания для жалобы (см. пункт 37 выше). В результате, постановление от
11 июня 2002 года утратило силу после его отмены 16 августа 2004 года постановлением Свердловской областной прокуратуры, назначившей новую проверку. Данная проверка все еще продолжается после того, как она многократно закрывалось и снова возобновлялась после подачи жалоб к вышестоящим прокурорам вторым заявителем. Национальным властям, таким образом, была предоставлена достаточная возможность исправить предполагаемое нарушение прав первого заявителя. В данных обстоятельствах Суд не может принять возражение Властей о том, что предполагаемая неподача жалобы относительно постановления от 11 июня 2002 года вторым заявителем в течение двух лет привела к неприемлемости жалоб первого заявителя в соответствии со статьей 3 (см. похожее обоснование в деле «Самойлов против России» (Samoylovv Russia) № 64398/01, § 45, 2 октября 2008 г.).
(b) Решение Суда о приемлемости жалобы
69. Суд отмечает, что данная жалоба первого заявителя не является явно необоснованной в значении пункта 3 статьи 35 Конвенции и не является неприемлемой по каким-либо другим основаниям. Следовательно, она является приемлемой.
2. Существо жалобы
а) Общие принципы
70. Европейский Суд отмечает, что первый заявитель представил свою жалобу в двух аспектах, возлагая вину на Власти государства-ответчика за подстрекательство к жестокому обращению и унижению, которому он якобы подвергался со стороны своих сокамерников, в то же время, предполагая, что, даже если систематическое жестокое отношение к нему не было организовано представителями государства, власти знали или должны были бы знать, что ему угрожало физическое насилие со стороны сокамерников, и не смогли принять соответствующие меры для его защиты против такой опасности. В этой связи Суд отмечает отсутствие доказательств в материалах дела, которые могли бы установить «небезосновательность жалобы» о прямой вовлеченности представителей государственной власти в избиение первого заявителя. Отсутствуют признаки того, что насилие против первого заявителя было каким-либо образом позволено администрацией учреждения.
71. Тем не менее, отсутствие прямого участия государства в насильственных действиях, которые отвечают условию тяжести, предусмотренной статьей 3 Конвенции, не освобождает государство от выполнения своих обязательств в соответствии с настоящим положением. Суд напоминает, что участие Договаривающихся государств согласно статье 1 Конвенции состоит в «обеспечении» перечисленных прав и свобод лиц, находящихся под его «юрисдикцией» (см. «Сёринг против Соединенного Королевства» (Soering v. the United Kingdom), 1 июля 1989 г., §86, Series A № 161).
72. Верным является то, что, взятые вместе, статьи 1 и 3 содержат ряд позитивных обязательств Высоких Договаривающихся Сторон, направленных на предотвращение и предоставление компенсации в случае пыток и других форм жестокого обращения. Таким образом, в деле «А. против Соединенного Королевства» (23 сентября 1998 г., § 22, Отчеты 1998-VI) Суд постановил, что в силу этих двух положений государства должны принимать определенные меры для обеспечения того, чтобы лица в пределах их юрисдикции не подвергались пыткам или бесчеловечным или унижающим достоинство видам обращения или наказания, включая жестокое обращение со стороны частных лиц (см. подобное обоснование в деле «Молдован и другие против Румынии» (Moldovan and Others v. Romania) (№2), Mo 41138/98 и 64320/01, § 98, ECHR 2005-VII (извлечения), и «М. С. против Болгарии» (М.С. v. Bulgaria), № 39272/98, § 149, ECHR 2003-ХИ). L572 В деле «Аксой против Турции» (Aksoy v. Turkey) (18 декабря 1996 г., § 98, Отчеты 1996-VI) было установлено, что статья 13 в совокупности со статьей 3 возлагает на государства обязательства по проведению тщательного и эффективного расследования случаев применения пыток, а в деле «Ассенов и другие против Болгарии» (Assenov and Others v. Bulgaria) (28 октября 1998 года, § 102, Отчеты 1998-VIII) Суд постановляет, что, когда лицо подает небезосновательную жалобу о жестоком обращении со стороны полиции или других представителей государственной власти, незаконном и нарушающем статью 3, то это положение, в сочетании с общим обязательством государства в соответствии со статьей 1 Конвенции «обеспечивать каждому, находящемуся под их юрисдикцией, права и свободы, определенные в... Конвенции», косвенно требует проведения эффективного официального расследования. Такое позитивное обязательство не может не считаться ограниченным исключительно случаями жестокого обращения со стороны представителей государственной власти (см. дело «Денис Васильев против России» (Denis Vasilyev v. Russia) № 32704/04, § 99, 17 декабря 2009 г.).
73. Как признано, само собой разумеется, что обязательство государства в соответствии со статьей 1 Конвенции не может толковаться как требование того, что государство должно гарантировать посредством своей правовой системы, что никто никогда не будет подвержен бесчеловечному или унижающему достоинство обращению со стороны другого лица или что, в случае если это произойдет, уголовное производство должно обязательно привести к определенному наказанию. Тем не менее, неизменный подход Суда состоит в том, что статья 3 налагает на государство обязанность защищать физическое благополучие лиц, которые находятся в уязвимом положении ввиду пребывания под контролем органов государственной власти, таких как, например, задержанные или призванные на срочную службу (см. дело «Чембер против России (Chember v. Russia) № 7188/03, § 50, 3 июля 2008 г.; дело «Сарбан против Молдовы» (Sarban v. Moldova) № 3456/05, § 77, 4 октября 2005 г.; решение Большой Палаты по делу «Яллох против Германии» (Jalloh v. Germany) [GC], № 54810/00, § 69, ECHR 2G06-IX; и дело «Муизель против Франции» (Mouisel v. France), № 67263/01, § 40, ECHR 2002-IX).
74. Статья 3 также требует от властей проведения эффективного официального расследования любых предполагаемых случаев жестокого обращения, даже если такое обращение было причинено частными лицами (см. дело «Ай против Турции» (Ay v. Turkey) № 30951/96, § 60, 22 марта 2005 г., и «М.С. против Болгарии» (М.С. v. Bulgaria), процитированное выше, § 151). Хотя объем позитивных обязательств государства может отличаться в случаях, когда обращение, противоречащее статье 3, исходит со стороны представителей государственной власти, от случаев причинения насилия со стороны частных лиц (см. дело «Беганович против Хорватии» (Beganovic v. Croatia) Ш 46423/06, § 69, ECHR 2009-... (извлечения)), данные требования в отношении официального расследования остаются одинаковыми. Что касается расследования, которое рассматривается как «эффективное», то оно, как правило, должно быть способным привести к установлению обстоятельств дела, а также к определению и наказанию виновные Это обязательство касается не результата, а используемых средств. Власти должны принимать все разумные меры, имеющиеся в их распоряжении, для выявления доказательств, связанных с происшествием, включая, inter alia, свидетельские показания, судебные доказательства и т.д. Любой недостаток расследования, снижающий вероятность установления причины травмирования или определения виновного лица, может привести к выводу о том, что расследование не будет соответствовать данному стандарту, а требование оперативности и разумной быстроты заложено в данном контексте (см., среди прочих, дело «Михеев против России» (Mikheyev v. Russia) № 77617/01, § 107 и далее, 26 января 2006 г., и дело «Ассенов и другие против Болгарии» (Assenov and Others v. Bulgaria), 28 октября 1998 г., § 102 и далее, Отчеты 1998-VIII). В случаях, соответствующих статьям 2 и 3 Конвенции, когда эффективность официального расследования находится под вопросом, Суд часто оценивает, насколько оперативно реагировали власти на жалобы в соответствующее время (см. решение Большой Палаты по делу «Лабита против Италии» (Labita v. Italy) [GC] № 26772/95, § 133 и далее, ECHR 2000-IV). При этом учитываются начало расследования, задержки при принятии заявлений (см. дело «Тимуртас против Турции» (Timurtas v, Turkey) № 23531/94, § 89, ECHR 2000-VI, и «Текин против Турции» (Tekin v. Turkey), 9 июня 1998 г., § 67, Отчеты 1998-IV), а также время, которое занимает предварительное расследование (см. дело «Инделикато против Италии» № 31143/96, §37,18 октября 2001 г.).
(b) Применение указанных принципов к обстоятельствам данного дела
75. Суд отмечает, что настоящая жалоба, поданная первым заявителем согласно статье 3 Конвенции, фактически поднимает два отдельных, но взаимосвязанных вопроса: достоверность его версии изложения событий и степень тяжести жестокого обращения, которому он был, якобы, подвергнут, а также ответственность государства за такое обращение.
(i) Обязанность государства предотвращать жестокое обращение или смягчать причиненный им вред
(а) Установление фактов и оценка степени тяжести жестокого обращения
76. Европейский Суд отмечает, что между сторонами отсутствовало согласие относительно фактических обстоятельств дела. В частности, первый заявитель утверждает, что, как минимум, на протяжении недели до кульминации событий 10 июня 2002 года он систематически подвергался унижению и оскорблениям со стороны своих сокамерников по камере № 131. 10 июня 2002 года на него грубо напали сокамерники, причинив ему сотрясение мозга и многочисленные телесные повреждения. Власти Российской Федерации утверждали, что травмы первого заявителя являлись результатом одной драки между первым заявителем и его сокамерником К., в процессе которой тот ударил первого заявителя в живот.
77. Суд повторяет, что для того, чтобы подпадать под действие статьи 3 Конвенции, жестокое обращение должно достигнуть минимального уровня жестокости. Оценка такой минимальной степени, по своему характеру, является относительной; она зависит от всех обстоятельств дела, таких как характер и контекст обращения или наказания, характер и метод их применения, его продолжительность, физические или психические последствия, и в некоторых случаях пол, возраст, состояние здоровья потерпевшего (см. в числе других дело «Сёринг», процитированное выше, § 100). Как установил Суд, обращение считается «бесчеловечным», если, среди прочего, оно было преднамеренным, длилось в течение нескольких часов подряд и причинило фактическое телесное повреждение или сильное психологическое или душевное страдание, и является также «унижающим достоинство», если оно пробуждает в пострадавших чувство страха, тревоги и неполноценности, которые могут унижать и оскорблять их (см. дело «Т. против Соединенного Королевства» (7 v. the United Kingdom) [GC], № 24724/94, § 69, 16 декабря 1999 г.).
78. Кроме того, Европейский Суд напоминает, что утверждения о жестоком обращении должны быть подкреплены соответствующими доказательствами. Оценивая доказательства, Суд в целом исходил из критерия доказанности «при отсутствии обоснованного сомнения» (см. дело «Ирландия против Соединенного Королевства» (Ireland v. the United Kingdom), 18 января 1978 г., § 161, Series A № 25). Тем не менее, такое доказательство, отвечающее указанному принципу, может вытекать из одновременного наличия двух и более достаточно обоснованных, очевидных и согласующихся выводов и заключений или схожих неопровергнутых фактических презумпций. В случае если события в деле полностью или по большей части находятся в сфере исключительной осведомленности властей, например, если фигурируют лица, находящиеся под их контролем в местах принудительного содержания, возникают обоснованные фактические предположения в отношении травм, полученных во время содержания под стражей. Более того, можно считать, что бремя доказывания лежит на властях, которые должны предоставить удовлетворительное и убедительное объяснение (см. дело «Салман против Турции» (Salman v. Turkey) [GC], № 21986/93, § 100, ECHR 2000-VII).
79. Возвращаясь к обстоятельствам настоящего дела, Суд отмечает, что утром 10 июня 2002 года первый заявитель был осмотрен врачом следственного изолятора, которым были зафиксированы многочисленные повреждения на руках, ногах, спине, плечах, лице и ушах, и было диагностировано сотрясение мозга. Согласно заключению врача, данные травмы появились не в результате единичного случая, а являлись доказательством систематического избиения в течение недели, предшествующей медицинскому осмотру. Первому заявителю был рекомендован постельный режим (см. пункт 34 выше). Стороны не оспаривают того, что травмы, зафиксированные в медицинской справке № 226, были получены первым заявителем во время его содержания в под стражей, т.е. когда он находился под полным контролем администрации следственного изолятора № 1 Екатеринбурга).
80. Суд не уверен в доводах Властей относительно того, что данные травмы были получены первым заявителем в результате однократной драки с сокамерником К. Он отмечает, что заявитель утверждал, что он страдал от физического и психологического насилия со стороны своих сокамерников по камере № 131 более чем в течение недели. Похоже, что нападения на первого заявителя начались почти сразу же после его перевода в указанную камеру (см. пункт 32 выше). Суд отмечает, что Власти оспаривали утверждения первого заявителя и настаивали, что они были ложными и необоснованными. Они утверждали, что травмы первого заявителя, зафиксированные в медицинской справке № 226, стали результатом удара в живот, который он получил от сокамерника К. и последующего падения, которое произошло после этого, в результате чего он ударился головой и спиной о стену. Европейский Суд считает, что объяснения Властей не соответствуют характеру и месту повреждений, причиненных первому заявителю. Суд не упускает из виду заключение судебного врача о том, что первый заявитель имел многочисленные повреждения, покрывающие значительную часть его тела, хотя травмы живота зафиксировано не было (см. пункт 34 выше). Суд находит, что данное заключение также подтверждается мнением врача (см. пункт 34 выше), что описание травм, причиненных первому заявителю, скорее отвечает физическим последствиям систематического избиения, чем травмам, полученным в результате одного удара и последующего столкновения заявителя с бетонной стеной. Кроме того, Суд отмечает, что судебно-медицинская экспертиза, проведенная в отношении психического здоровья первого заявителя 25 июля 2002 года, показывает сильную связь между ухудшением его психического здоровья и психологически травмирующим опытом, полученным первым заявителем вследствие систематического жестокого обращения и психологического издевательства во время пребывания в заключении. Таким образом, Суд склоняется к выводу, что первый заявитель являлся потерпевшим от систематического жестокого обращения со стороны своих сокамерников, как минимум, в течение недели.
81. Кроме того, Суд устанавливает, что все травмы, зафиксированные в медицинской справке, и утверждения первого заявителя относительно жестокого обращения, которому он подвергался в заключении, устанавливают существование психологической и, несомненно, душевной боли и страданий. Обжалуемые действия были направлены на то, чтобы пробудить у первого заявителя чувство страха, тревоги и неполноценности, способные унизить и оскорбить его и, возможно, сломить его физическое и моральное сопротивление. Данный вывод подтверждается заключением экспертов о том, что физическое и психологическое издевательство привели к возникновению у первого заявителя чувства страха, подавленности и безнадежности (см. пункт 14 выше). Важным фактором, который следует принять во внимание, также являются долговременные последствия жестокого обращения для психического здоровья первого заявителя (см. пункты 14 и 16 выше). Суд также придает большое значение молодому возрасту первого заявителя во время данных событий, что делало его особенно уязвимым в руках агрессоров. Учитывая характер и степень жестокого обращения и его последствия для психического здоровья первого заявителя, Суд считает, что такие факторы были достаточно серьезными, чтобы назвать такое обращение бесчеловечным и унижающим достоинство, противоречащим гарантиям, предусмотренным статьей 3 Конвенции. Таким образом, остается определить, могут ли государственные органы нести ответственность за жестокое обращение, от которого пострадал заявитель.
(b) Ответственность государства: система надзора и контроля в местах принудительного содержания
82. Европейский Суд отмечает, что Власти отказываются принять какую-либо ответственность за рассматриваемое жестокое обращение, утверждая, что со стороны администрации следственного изолятора отсутствовала какая-либо ошибка или бездействие. Они утверждают, что государство не может быть ни причастным к подстрекательству к возникновению конфликта между заключенными, ни обвиняться в непринятии необходимых мер для предотвращения возникновения такого конфликта. По мнению Властей, насилие является неотъемлемым элементом жизни заключенных, и его наличие не относится к эффективности системы надзора и контроля, которая существует в местах принудительного содержания.
83. В этой связи Суд, прежде всего, повторяет, что статья 3 предусматривает одну из наиболее фундаментальных ценностей демократического общества и, в соответствии со своим значением, в абсолютных выражениях запрещает пытки и унижающее достоинство обращение и наказание (см. среди иных примеров дело «Чахал против Соединенного Королевства» (Chahal v. the United Kingdom), 15 ноября 1996 г., § 79, Отчеты 1996-V). Она накладывает обязательства на Договаривающиеся государства не только воздерживаться от провокации жестокого обращения, но также принимать необходимые превентивные меры для сохранения физической и психологической неприкосновенности и благополучия лиц, лишенных свободы (см. дело «Муизель против Франции» (Mouisel v. France) № 67263/01, § 40, ECHR 2002-IX, и дело «Кинан против Соединенного Королевства» (Keenan v. the United Kingdom), № 27229/95, § 111, ECHR 2001-III). В то же время Суд неоднократно интерпретировал данное обязательство таким образом, чтобы не навязывать органам государственной власти невозможное или непропорциональное бремя (см. дело «Пантя против Румынии» {Pantea v. Romania) № 33343/96, § 189, ECHR 2003-VI (извлечения)). Суд также заявил, что объем позитивного обязательства государства в соответствии со статьей 3 должен быть совместим с другими правами и свободами в соответствии с Конвенцией (см. дело «Кинан», процитированное выше, §§ 89-91).
84. С учетом абсолютного характера защиты, гарантированной положением статьи 3 Конвенции, и ее фундаментальной важности в системе положений Конвенции, Суд разработал набор критериев, в соответствии с которыми осуществляется проверка соблюдения государствами позитивного обязательства в отношении данного положения Конвенции. В частности, он постановил, что для того, чтобы с успехом утверждать о нарушении права, предусмотренного статьей 3, заявителю достаточно продемонстрировать, что власти не приняли всех мер, которых можно было бы от них разумно ожидать, для предотвращения настоящей и непосредственной опасности для физической неприкосновенности заявителя, о которой властям было или должно было быть известно.
Указанные проверочные действия, тем не менее, не требуют доказательства того, что «если бы не» имели место такие ошибки или бездействие государственных органов власти, факта жестокого обращения можно было бы избежать. Ответ на вопрос, выполняет ли государство свое позитивное обязательство по статье 3, будет зависеть от всех обстоятельств дела, находящегося на рассмотрении (см. дело «Пантя», процитированное выше, §§ 191-96). Суд также повторяет, что ответственность государства возникает при непринятии разумного доступных мер, которые фактически могли бы изменить результат или уменьшить вред, причиненный заявителю (см. дело «Е. и другие против Соединенного Королевства» (Е. and Others v. the United Kingdom) № 33218/96, §§ 89-101, 26 ноября 2002 г.). Таким образом, Суд должен установить, было ли известно или должно было бы быть известно властям в обстоятельствах настоящего дела о том, что первый заявитель страдал или подвергался риску жестокого обращения со стороны своих сокамерников, и, если так, приняла ли администрация учреждения, в пределах своих официальных полномочий, разумные меры для устранения таких рисков и защиты заявителя от издевательств,
85. Суд отмечает доводы Властей о том, что органы власти не могли предвидеть возникновение единичной драки между первым заявителем и его сокамерником К. Они подчеркнули, что конфликты среди заключенных не редкость, и поэтому не существует каких-либо мер для полного их устранения. В этой связи Суд отмечает, что основной обязанностью государства является предотвращение и урегулирование насилия среди заключенных согласно обязательству уважать, защищать и соблюдать права на отсутствие пыток, бесчеловечного и унижающего достоинство обращения или наказания.
86. Кроме того, Суд уже приходил к заключению по представленным ему материалам, которые не были опровергнуты, относительно того, что первый заявитель страдал от систематического издевательства со стороны своих сокамерников. Насильственные действия против первого заявителя продолжались, как минимум, в течение недели (см. пункт 80 выше). Материалы, представленные Суду, также обнаруживают, что органам власти было известно о данной ситуации. В частности, как видно из постановления от 24 декабря 2004 года, вынесенного помощником прокурора Свердловской области, администрации изолятора было известно о насильственных действиях, направленных против первого заявителя, которые они считала реакцией на его агрессивное поведение (см. пункт 49 выше). Вне зависимости от причины издевательств, которые терпел первый заявитель, Суд придерживается мнения, что органы власти, зная о предполагаемом провокационном поведении первого заявителя, могли предвидеть, что такое поведение делает его более уязвимым, чем обычного заключенного. Органы власти должны были исследовать психологическое состояние первого заявителя, принимая во внимание, что, ввиду его молодого возраста, истории жизни и отсутствия предыдущего опыта в системе уголовного правосудия, заключение могло обострить его чувство угнетенности, которое свойственно при любой степени ограничения свободы, делая его более склонным к всплескам злобы и раздражительности, которые он якобы проявлял по отношению к своим сокамерникам (см. похожие обоснования в деле «Пантя», процитированном выше, § 192). Кроме того, помимо общеизвестного факта, что первый заявитель подвергался риску насилия вследствие своего вызывающего поведения, администрация следственного изолятора не могла не заметить фактические признаки насилия, поскольку сторонами не оспаривается, что, по крайней мере, некоторые повреждения, причиненные первому заявителю, были заметны. В данной ситуации Суд принимает во внимание, что даже если администрации учреждения не было непосредственно известно о первом нападении на первого заявителя, в течение нескольких дней их должен был встревожить тот факт, что первый заявитель подвергался жестокому обращению, и что существовала причина для введения специальных мер безопасности и надзора, чтобы помешать ему стать объектом постоянной вербальной и физической агрессии.
87. Суд отмечает, что реакция на жестокость заключенных требует безотлагательных действий персонала учреждения, включая защиту потерпевшего от дальнейшего издевательства и обеспечение доступа к необходимой медицинской и психиатрической помощи. Такая реакция должна включать координацию действий службы безопасности, судебных, медицинских специалистов, практикующих психиатров и руководства учреждения. Однако в настоящем деле, несмотря на существование серьезного риска для благополучия первого заявителя, никаких особых и незамедлительных мер по обеспечению безопасности и надзору в данном следственном изоляторе введено не было. В частности, в материалах, представленых сторонами, отсутствуют доказательства того, что администрация учреждения принудительного содержания когда-либо рассматривала особенности личной ситуации первого заявителя при выборе того, каких заключенных стоит помещать в его камеру (см. подобные обоснования в деле «Родич и другие против Боснии и Герцеговины» (Rodic and Others v. Bosnia and Herzegovina), № 22893/05, § 71, 27 мая 2008 г.). Фактически, оказывается, что руководству следственного изолятора не хватало четкой политики для классификации и размещения заключенных, которая является ключевой для обеспечения внутренней безопасности исправительных учреждений и предотвращения насилия над заключенными. Суд напоминает, что надлежащая классификационная система, включающая исследование риска унижения и насилия, рассмотрение личных качеств, которые, как известно, приведут к риску и ощущению собственной уязвимости, является особенно важной для обеспечения того, чтобы потенциальные хищники и их потенциальные жертвы не сводились для совместного проживания (см. также в качестве руководства пункт 54 выше).
88. Кроме того, не существует никаких признаков, что администрация учреждения пыталась регулярно следить за поведением заключенных, склонных к насилию, или заключенных, для которых существовал риск насилия. Также не существует доказательств, что против нарушителей принимались дисциплинарные меры. Что касается мониторинга, Суд не считает, что не выключение света по ночам и периодическая проверка камер сотрудниками изолятора являются достаточными мерами для обеспечения безопасности заключенных и, в частности, могли защитить первого заявителя от постоянного издевательства. Тем не менее, Власти не предложили каких-либо других мер защиты, которые могли препятствовать дальнейшим нападениям на первого заявителя. В отношении дисциплинарных действий, Суд не убежден, что администрация учреждения придерживалась стандартизированной политики наказаний для заключенных, совершивших насилие. Отсутствие такой политики показывает, что жестокость заключенных воспринималась не так серьезно, как другие преступления, и администрация учреждения позволяла заключенным действовать безнаказанно, нарушая права других заключенных, включая права, гарантируемые статьей 3 Конвенции.
89. В то же время, еще более поразительно, что до инцидента, имевшего место 10 июня 2002 года, который заявитель описал как кульминацию жестокого обращения, он не был переселен из камеры, в которой подвергался систематическим нападениям. Суд придает особое значение данному факту ввиду отсутствия любых других механизмов для содействия безопасности заключенных в следственном изоляторе. Суд также находит достойным сожаления, что администрация учреждения не предприняла никаких значительных попыток предоставить первому заявителю психологическую реабилитацию после данных событий.
90. В целом, администрация учреждения не поддерживала безопасную среду для первого заявителя, не сумев обнаружить, предотвратить и проконтролировать, а также оперативно, добросовестно и эффективно отреагировать на систематическое бесчеловечное и унижающее достоинство обращение, которому он подвергался со стороны сокамерников. Таким образом, Суд делает вывод, что власти не выполнили свои позитивные обязательства адекватно с целью обеспечения физической и психологической неприкосновенности и благополучия первого заявителя.
91. Соответственно, в данном отношении имело место нарушение статьи 3 Конвенции.
(ii) Обязанность проводить расследование
92. Суд считает, что медицинское доказательство серьезного вреда для здоровья первого заявителя вместе с его утверждениями о систематических избиениях со стороны сокамерников представляют собой «небезосновательную жалобу» о жестоком обращении. Соответственно, органы власти были обязаны провести эффективное расследование данных событий. С целью проведения дальнейшего анализа, Суд ссылается на требования в отношении эффективности расследования, изложенные в пункте 74 выше.
93. Суд отмечает, что первый заявитель полностью зависел от органов прокуратуры при сборе доказательств, необходимых для подтверждения своего заявления о жестоком обращении. Прокурор обладал правовыми полномочиями для допроса сотрудников изолятора и заключенных, посещения места происшествия, сбора вещественных доказательств и принятия всех других важных мер с целью установления достоверности утверждений первого заявителя. Прокурор играл решающую роль не только при уголовном преследовании лиц, совершивших преступление, но также с целью использования первым заявителем других средств правовой защиты для возмещения причиненного ему вреда (см. пункт 51 выше).
94. Суд отмечает, во-первых, что компетентные органы прокуратуры особенно медлили с возбуждением уголовного производства в связи с предполагаемым жестоким отношением. Вначале ситуация была урегулирована исполняющим обязанности начальника следственного изолятора, который 11 июня 2002 года, на следующий день после наиболее серьезного инцидента, связанного с жестоким обращением, вынес постановление, в котором он не находил причин для совершения каких-либо действий. В этой связи Суд имеет серьезные сомнения в отношении способности администрации учреждения проводить независимое расследование, необходимое в соответствии со статьей 3. Первоначальная однодневная проверка была прекращена на основании необоснованного заключения, что первый заявитель имел единичную драку со своим сокамерником К. и не имел намерения выдвигать обвинения. Данное постановление было направлено в
Свердловскую областную прокуратуру в установленном порядке. Прошло более двух лет, прежде чем прокуратура отреагировала, отменив постановление от 11 июня 2002 года как поспешное.
Было назначено дополнительная проверка событий, происшедших в июне 2002 года. Тем не менее, первоначальная задержка при начале проверки привела к потере драгоценного времени и сделала невозможным обеспечить доказательства инцидента. Данная ошибка также сделала невозможным привлечь виновных к ответственности ввиду истечения законодательно предусмотренного срока исковой давности.
95. Суд отмечает доводы Властей о том, что отсутствие факта обжалования вторым заявителем постановления от 11 июня 2002 года привело к тщетным попыткам прокуратуры провести проверку данных событий. В данном отношении Суд не упускает из виду тот факт, что российское законодательство возлагает на органы прокуратуры функцию надзора за решениями руководства учреждений принудительного содержания, особенно таких, которые касаются случаев предполагаемого жестокого отношения к заключенным. Государственные органы при получении сведений о совершении преступления должны по собственной инициативе начать проверку и не могут предоставить эту инициативу потерпевшему или его родственникам (см. пункт 52 и 53 выше). Похоже, что, не связывая обязательство проведения расследования с наличием жалоб, данное правовое положение было разработано для защиты интересов заключенных, людей, находящихся в уязвимом положении, которые из-за запугиваний и страха возмездия не склонны жаловаться на противоправные действия, совершенные против них в местах принудительного содержания. Тот факт, что проверка была инициирована только после подачи жалобы вторым заявителем в отношении незаконности решения от 11 июня 2002 года, в данном деле является очевидным нарушением действующего порядка органами прокуратуры.
96. Суд также не убежден в том, что проверка была проведена в соответствии с требуемым порядком добросовестности данного разбирательства после его возбуждения. Ответственность за ход проверки перешла от органов прокуратуры к администрации учреждения, а потом опять к органам прокуратуры. В течение четырех месяцев было вынесено два постановления об отказе в возбуждении уголовного дела лишь для того, чтобы их один за другим отменили прокуроры, выполняющие надзорные функции. Постановления о проведении дополнительной проверки производства по делу настойчиво указывают на необходимость дальнейшего и более тщательного расследования. Однако, следователи, ответственные за данное дело, не следовали в этом направлении, и решения прекратить производство по делу были основаны ни одних и тех же доказательствах и аргументации. Похоже, что государственные органы не приняли никаких значительных мер для обеспечения, по мере возможности, установления всех фактов, разоблачения виновного поведения и привлечения к ответственности виновных лиц. Сфера проверки со временем не расширялась с целью включения проверки новых версий событий, которые бы предполагали, что первый заявитель систематически терпел побои в камере № 131, и относительно того, сколько заключенных принимало в этом участие. Суд также отметил, что проверка до сих пор продолжается, но доказательства продвижения отсутствуют.
97. Ввиду очень серьезных недостатков, указанных выше, Суд заключает, что расследование не было безотлагательным, оперативным и достаточно тщательным. Следовательно, Суд постановляет, что нарушение статьи 3 Конвенции в отношении ее процессуальной части имело место, т.е. расследование, связанное с утверждениями первого заявителя о систематическом жестоком отношении со стороны заключенных в следственном
изоляторе № 1 г. Екатеринбурга, было неэффективным.
II. ПРЕДПОЛАГАЕМОЕ НАРУШЕНИЕ СТАТЬИ 3 КОНВЕНЦИИ В СВЯЗИ С СОБЫТИЯМИ 14 ИЮНЯ 2002 ГОДА
98. На основании статьи 3 Конвенции первый заявитель жаловался на то, что он был сильно избит сотрудниками изолятора 14 июня 2002 года, и что расследование не привело к наказанию виновных лиц.
А. Замечания сторон
99. Власти снова утверждали, что жалоба первого заявителя должна быть отклонена ввиду неисчерпания внутренних средств правовой защиты, а также по причине того, что второй заявитель не воспользовался способами, предусмотренными российским законодательством. В частности, Власти снова подчеркивали, что первый заявитель не подавал жалоб в какой-либо национальный государственный орган, а второй заявитель задержал подачу жалобы на постановление от 21 июня 2002 года.
100. В качестве другого варианта, они настаивали на том, что жалоба была явно необоснованной, поскольку национальными следственными органами не было установлено никаких доказательств жестокого обращения с первым заявителем в отношении событий, произошедших 14 июня 2002 года. Единственные травмы, обнаруженные при медицинском осмотре первого заявителя, были два сломанных ребра, что, как было однозначно установлено следственными органами, являлось результатом падения, которое произошло с заявителем вследствие слабости и головокружения в результате сотрясения мозга, когда он поскользнулся и упал на бетонный пол. Первому заявителю, таким образом, не удалось доказать «вне разумного сомнения», что он подвергался жестокому обращению. Что касается качества проверки, Власти отмечали, что оно было эффективным и результативным. Они подчеркивали, что во время беседы 14 июня 2002 года первый заявитель вел себя «странно», отказывался отвечать на вопросы сотрудников изолятора, не воспользовался своим правом подачи жалобы в отношении жестокого обращения и не помог следователям установить точные обстоятельства, в результате которых была получена травма.
101. Первый заявитель настаивал на своих жалобах.
B. Оценка Суда
1. Приемлемость
102. Суд напоминает, что при изучении утверждений первого заявителя о жестоком обращении со стороны своих сокамерников, он рассмотрел доводы Властей о неисчерпании внутренних средство правовой защиты по той же схеме. Европейский Суд отклонил возражение, установив, что состояние психического здоровья первого заявителя препятствовало ему эффективно подать свои жалобы в компетентные национальные органы. Также не избежало внимания Суда то, что проверка, повторно возобновлнная по запросу второго заявителя, как только он получил юридическую возможность подавать жалобы, все еще продолжается, таким образом, Суд считает доводы Властей относительно неисчерпания внутренних средств защиты бессодержательными (см. пункты 66-68 выше).
103. Суд не видит причин отступать от вышеизложенных выводов. Он отмечает, что он руководствуется теми же соображениями, которые привели его к решению об отклонении доводов Властей о неисчерпании внутренних средств защиты в отношении приемлемости жалобы заявителей в связи с жестоким обращением со стороны сокамерников, при принятии решения об отклонении аналогичных возражений в ходе рассмотрения приемлемости настоящей жалобы.
104. Кроме того, Суд указывает на то, что данная жалоба не является явно необоснованной в значении пункта 3 статьи 35 Конвенции и что она не является неприемлемой по каким-либо другим основаниям. Следовательно, она является приемлемой.
2. Существо жалобы
(а) Предполагаемое жестокое обращение со стороны сотрудников изолятора
105. Рассмотрев заявления сторон и все представленные ними материалы, Европейский Суд считает установленным фактом, что 14 июня 2002 года первый заявитель, который содержался в медицинской части следственного изолятора, был осмотрен неврологом и начальником медицинской части. Зафиксировав травму грудной клетки первого заявителя, врачи предписали ему рентгенологическое исследование, которое было проведено через четыре дня и обнаружило у первого заявителя перелом двух ребер с правой стороны (см. пункт 44 выше).
106. Суд отмечает, что Власти, полагаясь на выводы национальных следственных органов, утверждали, что травма была получена первым заявителем в результате падения. Они объяснили, что падение было чистой случайностью и произошло вследствие того, что первый заявитель поскользнулся в камере. Первый заявитель не предоставил какого-либо описания событий, имевших место 14 июня 2002 года, кроме общего утверждения, что данная травма была нанесена сотрудниками следственного изолятора. Суд отмечает, что представленные ему медицинские доказательства не позволяют исключить ни одну из версий. Особенно он обращает внимание на выводы экспертов, сделанные в апреле 2004 года, которые поставили под вопрос характер травмы грудной клетки, полученной первым заявителем (см. пункт 47 выше). Учитывая характер травмы первого заявителя, не позволяющий сделать определенного вывода, Суд далее отмечает отсутствие каких-либо иных доказательств жестокого обращения, таких как показания независимого свидетеля, которые могли бы подтвердить версию заявителя относительно событий 14 июня 2002 года. В то же время Суд уделяет особое внимание тому факту, что заявления Властей подтверждены заявлениями трех заключенных, которые содержались вместе с заявителем в медицинской части следственного изолятора (см. пункт 45 выше).
107. Из этого следует, что материалы данного дела не предоставляют доказательной базы, достаточной для того, чтобы Суд мог установить «вне разумных сомнений», что первый заявитель подвергался предполагаемому жестокому обращению 14 июня 2002 года (см. похожие обоснования в решении по делу «Гусев против России» (Gusev v. Russia) (dec), №67542/01, 9 ноября 2006 г.; в деле «Топорков против России» (Toporkov v. Russia), № 66688/01, §§ 43-45, 1 октября 2009 г.; и в наиболее позднем деле «Максимов против России» (Maksimov v. Russia), № 43233/02, §§ 97-99, 18 марта 2010 г.). Соответственно, Суд не может сделать вывод о нарушении статьи 3 Конвенции по данной части жалобы.
(b) Предполагаемая недостаточность расследования
108. Суд считает, что медицинское свидетельство, жалобы первого заявителя в связи с жестоким обращением и тот факт, что однажды он уже подвергался нападению в следственном изоляторе, в совокупности приводят к обоснованному подозрению, что травма груди могла и не быть причинена самостоятельно. Жалоба первого заявителя в данном отношении, таким образом, является «спорной». Таким образом, органы государственной власти были обязаны провести эффективное расследование обстоятельств, при которых первым заявителем была получена данная травма (см. дело «Крастанов против Болгарии» (Krastanov v. Bulgaria) № 50222/99, § 58, 30 сентября 2004 г.)
109. Суд отмечает, что расследование событий 14 июня 2002 года имело те же недостатки, которые были указаны Судом в отношении расследования утверждений первого заявителя о систематическом жестоком обращении со стороны сокамерников (см. пункты 93-97 выше). В частности, он отмечает, что после отказа начальника учреждения в возбуждении уголовного производства 21 июня 2002 года органы прокуратуры начали проверку почти два года спустя, когда шансы собрать какие-либо доказательства о предполагаемом жестоком обращении были почти нереальны. Что касается самого факта внутренней проверки, проведенной руководством следственного изолятора, Суд признает необходимость таковой ввиду возможных дисциплинарных мер в случае превышения сотрудниками изолятора своих полномочий. Тем не менее, он находит удивительным, что в настоящем деле первоначальные следственные меры, которые обычно являются решающими для установления истины в случаях грубого обращения со стороны государственных служащих, проводились тем же органом государственной власти, работники которого якобы были замешаны в расследуемых событиях (см. подобные обоснования в деле «Владимир Федоров против России» (Vladimir Fedorov v. Russia), № 19223/04, § 69, 30 июня 2009 г., и в деле «Максимов против России» (Maksimov v. Russia), № 43233/02, § 87, 18 марта 2010 г.). В этой связи Европейский Суд повторяет свои выводы, сделанные в ряде случаев, о том, что расследование должно проводиться компетентными, квалифицированными и беспристрастными экспертами, независимыми от подозреваемых в преступлении лиц и служб, в которых они работают (см. решение Большой Палаты по делу «Рамсахай и другие против Нидерландов» (Ramsahai and Others v. the Netherlands) [GC], № 52391/99, § 325, ECHR 2007-..., и дело «Огур против Турции» (Ogur v. Turkey) [GC], № 21594/93, §§ 91-92, ECHR 1999-Ш). Кроме того, в этой связи Суд хотел бы подчеркнуть, что он поражен тем фактом, что, полагаясь на утверждения сотрудников изолятора и заключенных при вынесении постановления от 30 апреля 2004 года, следователь не заслушал их показания лично, а просто повторно использовал показания свидетелей, данные по время первой проверки. Тем не менее, Суд учитывает важную роль, которую играют следственные допросы при получении точной и достоверной информации от подозреваемых, свидетелей и потерпевших и, в конце концов, при раскрытии истины в отношении расследуемых вопросов. Наблюдение за поведением подозреваемых, свидетелей и потерпевших во время допроса и оценка доказательной силы их показаний составляют значительную часть следственного процесса.
110. Суд также поражен тем фактом, что следователь допросил одного из сокамерников первого заявителя только в декабре 2004 года. Выдержки из показаний сокамерника были впервые включены в постановления от 24 декабря 2004 года. Ввиду значительной длительности проверки органы государственной власти уже не могли определить местоположение других бывших сокамерников, которые содержались вместе с заявителем в медицинской части следственного изолятора. Суд также считает необъяснимым, что вопреки прямым распоряжениям прокурора Свердловской области следователь не делает каких-либо попыток допросить сотрудников изолятора, которые могли быть свидетелями событий 14 июня 2002 года, кроме одного. В этой связи Суд отмечает, что поскольку следственным органам не могли быть предоставлены имена лиц, которые могли являться свидетелями предполагаемого избиения первого заявителя, а также любая другая ценная информация, ожидалось, что они по собственной инициативе предпримут меры для установления возможных свидетелей.
111. Кроме того, не было предпринято никаких попыток для безотлагательного проведения судебно-медицинской экспертизы в отношении первого заявителя. В этой связи Суд повторяет, что проведение надлежащей медицинской экспертизы является существенной гарантией против жестокого обращения. Судебный врач должен быть формально и de facto независимым, иметь специальную подготовку и широкие пределы компетенции (см. дело «Аккоч против Турции» (Аккос v. Turkey), №№ 22947/93 и 22948/93, § 55 и § 118, ECHR 2000-Х).
112. Кроме того, Суд отмечает, что проверка, начатая почти через два года после предполагаемого инцидента жестокого обращения, стала чрезвычайно затянутой.
113. Суд считает поразительным, что в течение почти трех лет с декабря 2004 года по август 2007 года она не получила дальнейшего развития. Проверка продолжается до сих пор после того, как была повторно начата в августе 2007 года. Власти не указали, как оно продвинулось с августа 2007 года, а также не предоставили каких-либо объяснений столь длительному уголовному процессу.
114. При данных обстоятельствах Суд должен сделать вывод о несоблюдении органами государственной власти требований безотлагательности, тщательности и эффективности (см. дело «Кишмир против Турции» (Kismir v. Turkey), № 27306/95, § 117, 31 мая 2005 г.; дело «Ангелова и Ильев против Болгарии» (Angelova and Iliev v. Bulgaria), № 55523/00, § 103, ECHR 2007-IX; и дело «Владимир Федоров» (Vladimir Fedorov), процитированное выше, § 70). Следовательно, Суд постановляет, что имело место нарушение статьи 3 Конвенции в ее процессуальном аспекте.
III. ПРЕДПОЛАГАЕМОЕ НАРУШЕНИЕ ПУНКТА 4 СТАТЬИ 5 КОНВЕНЦИИ
115. Первый заявитель жаловался на отказ в эффективном судебном пересмотре в отношении своего ходатайства об освобождении от 22 июля 2002 года, поскольку оно не было своевременно рассмотрено национальными судами. Суд считает, что настоящая жалоба заявителя должны быть рассмотрена в рамках пункта 4 статьи 5 Конвенции, который гласит:
«Каждый, кто лишен свобода в результате ареста или заключения под стражу, имеет право на безотлагательное рассмотрение судом правомерности его заключения под стражу и на освобождение, если его заключение под стражу признано судом незаконным».
А. Замечания сторон
116. Власти подчеркивали, что российские суды на законном основании отказали в рассмотрении ходатайства адвоката об освобождении, поскольку первый заявитель был переведен в следственный изолятор в другом городе, и данное дело более не находилось под юрисдикцией указанных судов.
117. Первый заявитель утверждал, что Президиум Ханты-Мансийского окружного суда объявил толкование вопроса о юрисдикции нижестоящими судами неверным и отменил их решения.
Постановление Президиума привело к пересмотру вопроса о содержании первого заявителя в местах принудительного заключения. Таким образом, данное разбирательство длилось почти год.
B. Оценка Суда
1. Приемлемость
118. Европейский Суд полагает, что данная жалоба не является явно необоснованной по смыслу пункта 3 статьи 35 Конвенции и не является неприемлемой и по другим основаниям.
Следовательно, она является приемлемой.
2. Существо жалобы
(а) Общие принципы
119. Суд повторяет, что пункт 4 статьи 5, гарантируя задержанным и содержащимся под стражей лицам право на оспаривание законности такого задержания, также провозглашает их право, после возбуждения такого разбирательства, на вынесение безотлагательного судебного решения относительно законности задержания и постановления о его прекращении, если такое указание окажется незаконным. Хотя это не обязывает Договаривающиеся государства устанавливать второй уровень юрисдикции для рассмотрения законности содержания под стражей, государство, устанавливающее такую систему должно предоставить заключенным, главным образом, такие же гарантии при апелляции, как и при рассмотрении жалобы в первой инстанции (см. дело
«Наварра против Франции» (Navarra v. France), 23 ноября 1993 г., § 28, Series А № 273-В, и дело «Тот против Австрии» (Toth v. Austria), 12 декабря 1991 г., § 84, Series А № 224). Требование о безотлагательном вынесении решения является, несомненно, одной из таких гарантий, и пункт 4 статьи 5 относительно вопросов свободы требует особой срочности (см. дело «Хатчисон Рейд против Соединенного Королевства» (Hutchison Reid v. the United Kingdom), № 50272/99, § 79, ECHR 2003-IV). В данном контексте Суд также отмечает наличие особой необходимости в безотлагательном решении, определяющем законность содержания под стражей в случаях, когда судебное разбирательство продолжается, поскольку обвиняемый должен полностью воспользоваться презумпцией невиновности (см. дело «Иловецкий против Польши» (Itowiecki v. Poland, № 27504/95, § 76, 4 октября 2001 г.).
(b) Применение общих принципов к данному делу
120. Суд отмечает, что 20 августа 2002 года Ханты-Мансийский областной суд оставил без изменения постановление Сургутского городского суда, которым отказано в принятии жалобы адвоката от 22 июля 2002 года, путем подачи которой, тот ходатайствовал об освобождении первого заявителя. 24 октября 2003 года Президиум Ханты-Мансийского областного суда, установив, что обоснования судов нижестоящей инстанции были ошибочны, отменил оба постановления путем судебного пересмотра, и разрешил пересмотреть вопрос об содержании под стражей. 21 июля
2004 года областной суд в последней инстанции подтвердил законность задержания и последующего содержания под стражей первого заявителя.
121. Таким образом, Суд считает, что рассматриваемое разбирательство, проводимое национальными судами, длилось с 22 июля по 20 августа 2002 года (см. пункты 12-13 выше) и с 24 октября 2003 года по 21 июля 2004 года (см. пункты 20-24 выше) (см. среди прочих дело «Чевкин против России» (Chevkin v. Russia), № 4171/03, §§ 32-34, 15 июня 2006 г.).Таким образом, рассмотрение запроса об освобождении заняло у национальных судов почти десять месяцев. Не существует никаких предположений о том, что первый заявитель или его адвокат вызвали задержку при рассмотрении данного запроса. Суд считает, что срок рассмотрения данного вопроса не отвечает требованию «безотлагательности», предусмотренному пунктом 4 статьи 5, особенно принимая во внимание то, что весь указанный срок приписывался органам государственной власти (см., например, дело «Мамедова против России» (Mamedova v. Russia), № 7064/05, § 96, 1 июня 2006 г.; дело «Худое'ров» (Khudoyorov), процитированное выше, §§ 198 и 203; и дело «Рехбок против Словении» (Rehbock v. Slovenia), № 29462/95, §§ 85-86, ECHR 2000-ХП, в которых надзорное производство, длящееся двадцать три дня, не считалось «безотлагательным»).
122. Кроме того, Европейский суд не может упускать из виду тот факт, что приговор вступил в силу 21 июля 2004 года, т.е. почти через двадцать месяцев после определения судом первой инстанции существа уголовного дела, возбужденного против заявителя. Суд считает, что вопрос о безотлагательности рассмотрения в настоящем случае накладывается на вопрос относительно его эффективности. Суд считает, что при данных обстоятельствах дела задержка органов государственной власти при рассмотрении законности содержания первого заявителя под стражей в принципе лишает такое рассмотрение требуемой эффективности (см. дело «Сабер Бен Али против Мальты» (Sabeur Ben АН v. Malta), № 35892/97, § 40, 29 июнь 2000 г.; дело «Гадлиани против Румынии» (Galliani v. Romania), №69273/01, §§ 61-62, 10 июня 2008 г.; и, наиболее позднее, дело «Эминбейли против России» (Eminbeyli v. Russia), № 42443/02, § 57, 26 февраля 2009 г.).
123. Таким образом, Суд постановил, что имело место нарушение пункта 4 статьи 5 Конвенции.
IV. ИНЫЕ ПРЕДПОЛАГАЕМЫЕ НАРУШЕНИЯ КОНВЕНЦИИ
124. Судом были рассмотрены другие жалобы, поданные заявителями. Однако, принимая во внимание все имеющиеся в его распоряжении материалы в той степени, в которой данные жалобы относятся к компетенции Европейского Суда, Европейский Суд полагает, что представленные доказательства не свидетельствуют о каком-либо нарушении прав и свобод, закрепленных Конвенцией и Протоколами к ней. Из этого следует, что данная часть жалобы должна быть отклонена на основании пунктов 3 и 4 статьи 35 Конвенции.
V. ПРИМЕНЕНИЕ СТАТЬИ 41 КОНВЕНЦИИ
125. Статья 41 Конвенции предусматривает:
«Если Суд объявляет, что имело место нарушение Конвенции или Протоколов к ней, а внутреннее право Высокой Договаривающейся Стороны допускает возможность лишь частичного устранения последствий данного нарушения, Суд, в случае необходимости, присуждает справедливую компенсацию потерпевшей стороне».
А. Ущерб
126. Заявитель требовал 300 000 евро в качестве компенсации морального вреда.
127. Власти Российской Федерации полагали, что данное требование является неподтвержденным, чрезмерным и явно необоснованным.
128. Прежде всего, Суд напоминает, что к первому заявителю не может выдвигаться требование о предоставлении каких-либо доказательств морального вреда, который он понес (см. дело «Гридин против России» (Gridin v. Russia), № 4171/04, § 20, 1 июня 2006 г.). Кроме того, Европейский суд отмечает, что в данном деле он установил особо серьезные нарушения Конвенции. Суд признает, что первый заявитель испытывал унижение и угнетенность в связи с тем, что подвергался жестокому обращению со стороны сокамерников. Кроме того, он не смог извлечь выгоду из проведения адекватного и эффективного расследования своих жалоб относительно жестокого обращения. При таких обстоятельствах Европейский Суд полагает, что страдания и переживания первого заявителя не могут быть компенсированы одним фактом установления нарушения. Однако указанная сумма кажется завышенной. Принимая решение на основании принципа справедливости, Европейский Суд присуждает первому заявителю 40 000 евро в качестве компенсации морального вреда плюс любой налог, который может быть взыскан с этой суммы.
B. Расходы и издержки
129. Первый заявитель не предъявлял требования о выплате ему какой-либо суммы в счет компенсации расходов и издержек, понесенных в национальных судах и в Суде. Следовательно, Суд в этом отношении ничего ему не присуждает.
C. Проценты за просрочку платежа
130. Европейский Суд счел, что процентная ставка при просрочке платежей должна быть установлена в размере предельной годовой процентной ставки по займам Европейского центрального банка плюс три процента.
НА ЭТИХ ОСНОВАНИЯХ СУД:
1. Объявляет жалобы первого заявителя относительно жестокого обращения с ним со стороны заключенных и сотрудников изолятора в первой половине июня 2002 года, неэффективности расследования по обоим случаям и отсутствия эффективного судебного пересмотра в отношении ходатайства об его освобождении, поданного 22 июля 2002 года, приемлемыми, а остальную часть жалоб неприемлемой;
2. Постановляет, что имело место нарушение статьи 3 Конвенции в связи с невыполнением властями своего позитивного обязательства адекватно обеспечить физическую и психологическую неприкосновенность и благополучие первого заявителя в следственном изоляторе № 1 г. Екатеринбурга;
3. Постановляет, что имело место нарушение статьи 3 Конвенции в связи с не проведением властями эффективного расследования инцидентов, связанных с жестоким обращением в отношении заявителя со стороны его сокамерников в следственном изоляторе № 1 г. Екатеринбурга;
4. Постановляет, что в данном случае не имело место нарушение статьи 3 Конвенции в связи с заявлениями первого заявителя о жестоком обращении со стороны сотрудников изолятора 14 июня 2002 года;
5. Постановляет, что имело место нарушение статьи 3 Конвенции в связи с не проведением властями эффективного расследования жалобы первого заявителя о жестоком обращении со стороны сотрудников изолятора;
6. Постановил, что имело место нарушение пункта 4 статьи 5 Конвенции в связи с отсутствием безотлагательного и эффективного рассмотрения национальными судами ходатайства об освобождении, поданного 22 июля 2002 года;
7. Постановляет:
(а) что государство-ответчик обязано в течение трех месяцев со дня вступления Постановления в законную силу в соответствии с пунктом 2 статьи 44 Конвенции выплатить первому заявителю 40 000 (сорок тысяч) евро в качестве компенсации морального ущерба, подлежащие переводу в российские рубли по курсу на день выплаты, плюс любые налоги, которые могут быть взысканы с этой суммы;
(b) что по истечении указанного трехмесячного срока и до произведения окончательной выплаты на указанные суммы начисляется простой процент в размере предельной годовой кредитной ставки Европейского центрального банка плюс три процента;
8. Отклоняет оставшуюся часть требований первого заявителя о справедливой компенсации.
Составлено на английском языке, уведомление направлено в письменном виде 10 февраля 2011 года в соответствии с пунктами 2 и 3 правила 77 Регламента Суда.
Сорен Нильсен, Секретарь
Христос Розакис, Председатель
Главная страница || Договора || Поиск || Другие сайты